Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые…
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!
Эти щемящие строки замечательного поэта Давида Самойлова мне часто вспоминались, когда приходилось встречаться с теми, кто вволю пошагал по фронтовым дорогам. Таких в ростовском спорте было немало, почти о всех посчастливилось написать — тема войны меня как газетчика сама нашла и никогда не отпускала, оставалось заполнять в блокнотах страничку за страничкой.
С пожелтевших от времени фотографий все они, эти замечательные люди, виделись молодыми, смелыми, задорными, да, собственно, такими и являлись, сдавая суровый экзамен по защите Родины. Без страха и упрека. На «отлично».
Когда в канун 70-летия Великой Победы я просматривал былые очерки и интервью, обратил внимание, что ростовчане бились с врагом от первого до последнего дня во всех горячих точках Великой Отечественной, от Балтики до Черного моря, от фронта до фронта. В таком ключе и построен данный материал. В нем нет спорта, но есть война — страшная и безжалостная, дорогами которой все они прошли, день за днем, год за годом добывая Победу. Одну на всех.
22 ИЮНЯ
Николай ЕГОРОВ, писатель, пехотинец, командир взвода разведки, роты, батальона, начштаба стрелкового полка, воевал на Юго-Западном, Западном и 2-м Прибалтийском фронтах:
— Я сам из Грозного. В день начала войны с товарищами рано поутру отправились в окрестности пробежать кросс. Возвращаемся, город какой-то необычайно притихший и люди — те и не те. Что случилось? Война!
Прямо с улицы, не заглядывая домой — в военкомат, а там уже толпа, не пробиться. Знаете, когда о патриотизме громко взывают с трибун, это одно, когда же ощущаешь его в реальном проявлении, совсем другое.
Нас, юнцов, надо сказать, тогда выставили, а мы принялись ходить туда, как на работу. Пока вместо фронта нас не определили в пехотное училище.
Войну начал новоиспеченным лейтенантом.
Из боевых эпизодов для вас вспомню один. Но, в принципе, думаю, характерный. Наш полк взял деревню, именуемую Лады, это в средней полосе России, — сплошные сгоревшие избы с торчащими трубами. Взять-то взяли, да под напором контратак соседи на флангах без предупреждения отступили. Колечко вокруг замкнулось. Что ж, заняли круговую оборону, отбивались, как могли — с ящиком гранат против танков.
Отбились, бой затих, меня вызвал к себе генерал. Позже выяснилось, легендарный командир 1-й гвардейской дивизии Иван Руссиянов. Произошел небезынтересный диалог.
— Ты где был?
— На высоте.
— Почему не отступил, как все?
— Да ведь приказа не получали!
— Что собирался делать?
— Позицию держать.
— А удержал бы?
— Не знаю.
— И что бы делал, коль бы не удержал?
— Как-то бы убежали, прорвались.
От такой непосредственности генерал даже засмеялся.
Из таких вот вроде локальных эпизодов и складывалась сама война.
ТАЛЛИНСКИЙ ПЕРЕХОД
Николай МИРОШНИЧЕНКО, моряк, старшина первой статьи, воевал на Балтийском и Северном флотах:
— Для меня Великая Отечественная началась не 22-го, а 20-го июня, когда мой эсминец «Стойкий» подорвался на мине, которую в числе многих на упреждение тайком установили фашисты на Балтике. К счастью, взрыв пришелся в параван, корабль не затонул.
Известно, базой Балтфлота был Таллин, здесь стояли мощные крейсеры «Киров» и «Максим Горький», лидеры эсминцев «Минск» и «Ленинград», сами эсминцы, подводные лодки, катера и прочие суда. Немецкая группа армий «Север», наступая на Ленинград, другим крылом отрезала Эстонию. Флот числом за триста вымпелов срочно переходил в Кронштадт. На бортах — тысячи красноармейцев, мирных жителей. Кругом сущий ад — море нашпиговано минами, рыщут подводные лодки, в небе темно от вражеских бомбардировщиков, с уже захваченного берега бьет артиллерия.
Мой эсминец прикрывал флагманский крейсер «Киров». Шедший рядом наш сотоварищ «Яков Свердлов», увидев торпеду, нацеленную на «Киров», под нее подставился, на наших глазах уходил под воду, мы видели, как исчезали в пучине наши товарищи, но ничем им помочь не могли.
В том трагическом переходе погибло больше трети начинавших его кораблей. Хотя задачу сохранить в целом флот выполнили.
Мне приходилось принимать боевые суда в Англии, нести службу в Заполярье. А из славных воспоминаний — участие в хоккейном турнире в Ленинграде. Представляете, город в осаде, Гитлер трубит на весь мир о его скором падении, а нас, участников из разных флотских команд, собирают на эсминце «Ленинград», сюда же прибыли знаменитые до войны игроки вратарь Виктор Набутов, нападающие братья Федоровы, крайне истощенные. Мы их чем могли подкармливали — добыли буханку хлеба, сахар, немного комбижира.
К ярости немцев и изумлению самих ленинградцев, турнир успешно прошел. Тоже стал вкладом в оборону славного несокрушимого города на Неве.
СМОЛЕНСКОЕ СРАЖЕНИЕ
Тимофей ПРОХОРОВ, пехотинец, сержант, воевал на Юго-Западном фронте:
— Мне пришлось повоевать в рамках трагического начала Отечественной и победного завершения, между которыми — четыре немецких концлагеря, в том числе зловещий Штутгоф.
А первые бои принял под Смоленском. Потом стало ясно, какую роль они сыграли на начальном этапе войны, задержав зловещую лавину на пути к Москве, по сути сорвав план «Барбаросса». Но мы, участники того сражения, толком ничего не понимали. Действовали часто по интуиции. Пробивались к складам с горючим, боеприпасами, атаковали тылы прорвавшихся немецких танковых клиньев, уничтожали десанты, диверсантов. Пока мешок окружения окончательно не замкнулся.
Плен. Забор под током. Трехъярусные нары. В Штутгофе — седьмой блок, седьмая камера, седьмая рота. Каждый практически обречен.
Судьба распорядилась по-своему. При налете американских бомбардировщиков уже в 45-м удалось бежать и — о чудо! — в развалинах встретить советских артиллеристов-корректировщиков. Более того, проверявший мою личность чекист-особист оказался ростовчанином, нашлись общие знакомые. По той поре удивительное везение — меня определили в запасной фронтовой полк, удалось еще участвовать в боях, встретиться с янки на Эльбе и даже… состязаться с ними в Берлине на легкоатлетическом матче оккупационных войск — прыгать с шестом и бежать в шведской эстафете.
БИТВА ПОД МОСКВОЙ
Геннадий ПАВЛЕНКО, мотострелок, в 35 лет — командир полка:
— Войну встретил во Владивостоке, в пехотном училище. Разговоры простые — скорее воевать, дать захватчикам жару. Но жару, вы знаете, поначалу больше давали нам. Досрочно получили офицерские звания, нас перебросили в Казань, где формировались резервы для обороны Москвы, те самые вошедшие в историю знаменитые «сибирские» дивизии.
Рубеж нам выделили на Волоколамском шоссе, где-то рядом бились ставшие легендой панфиловцы. Сначала отбили атаку вышедшего на нас немецкого танкового корпуса, потом дело пошло всерьез.
В кино, книгах сражения подаются красиво. В реальности это никак не объяснишь. Чувства уходят куда-то внутрь. Идут на тебя стальные громадины, ты должен отсечь пехоту, потом с танками, как можешь, разобраться. Все как в тумане: ты бьешь — по тебе бьют, ты убиваешь — тебя убивают.
Кровь, рукопашная, удивляешься, что еще живой, ведь по статистике комвзвода жил на войне неделю, комбат, как поначалу я, — чуть больше. Это точно — те, с кем я прибыл с Дальнего Востока, почти все полегли там, под Москвой.
На войне трагическое порой соседствует с комическим. Мы взяли в плен немецкого полковника, он мне, простому лейтенанту, показания дать категорически отказался. До момента, когда разведчики его немного «взбодрили». Потом оберст мне подарил из своего чемодана… саблю, видно, трофейную. Сабля в том кошмаре — чистый сюрреализм!
А истинная драма невероятным образом обошла стороной. В атаке рядом разорвалась мина, когда пришел в себя уже в госпитале, услышал вердикт врача: «Ногу ампутировать, иначе — гангрена». «Не дам!» — беру в руки пистолет, который не сдал.
Добрый ангел слетел с небес в виде другого доктора, более внимательно изучившего ранение. «Знаете, капитан, — сказал она, — у меня сын погиб, я сама сделаю операцию, попытаюсь ногу спасти». И, представьте, спасла.
Потом я замучил начальство рапортами о возвращении на передовую. Казалось бы, медики списали, живи и радуйся, ан нет, как упертый, война без меня не война, скорее в строй.
То происходило не только со мной, такое страна воспитало поколение.
СТАЛИНГРАДСКАЯ БИТВА
Илья РЯСНОЙ, артиллерист, воевал на Юго-Западном, 1-м Украинском фронтах:
— Основное боевое крещение получил, отступая от Харькова в 42-м. Командовал батареей 76-миллиметровых пушек, прикрывали отход пехоты и техники.
После переформирования в Саратове попал в Сталинград. Те же 76-миллиметровки, нас бросали туда, где особенно тяжело. Помню, огневые позиции были на стадионе, где до войны выступал.
Корректировал у Тракторного завода огонь «катюш», когда попал под шквальный залп. Раненого, меня переправили за Волгу, жене же пришла весть, что я погиб. Она тоже служила в 62-й армии генерала Чуйкова в редакции армейской газеты.
Увидеться нам пришлось лишь в 45-м возле Будапешта. Можно сказать, я убит и воскрес в Сталинграде.
КУРСКАЯ ДУГА
Карп СТЕПАНЯНЦ, пехотинец, воевал на Центральном, Брянском, Юго-Западном фронтах:
— В общем представлении, больше по фильмам, Курская битва видится таким образом — маршалы Жуков, Рокоссовский, карты, стратегические рассуждения. Для конкретного же ее участника — полоска земли, которую предстоит оборонять и не сдать. Разведка, «языки», один из которых поведал об утреннем немецком штурме. Не обманул. Танковые атаки, круглые сутки орудийный обстрел, кровь и смерть.
В одном из боев довелось вынести с поля два немецких станковых пулемета. Оставались бесхозными — не пропадать же добру!
Много приходилось слышать споров, как мы могли выстоять в схватке с действительно сильным врагом, оснащенным, что греха таить, первоклассной техникой, нередко лучше нашей. Что ж, у него не имелось таких людей, которые могли терпеть, когда, уж извините, нормальный человек не вытерпит, умели держать тяжеленный удар.
А вот салюта в честь победы на дуге нам видеть не пришлось. Не было времени, гнали немца на запад.
До Германии не дошел всего-ничего -70 километров. А закончил войну в Польше на высоте 483,1, на всю оставшуюся жизнь те четыре цифры запомнил.
КАВКАЗ И КРЫМ. ПРУССИЯ
Георгий ХАЧИКЯН, пограничник, артиллерист, воевал на Южном, Закавказском, 4-м Украинском, 1-м, 2-м, 3-м Белорусском фронтах, участник войны с Японией:
— В отступлении после сдачи родного Ростова мы где-то в горной Адыгее, укрывшись в лесу, наблюдали, как движутся в сторону юга по шоссе немецкие войска. Час идут танки, другой, третий, четвертый, без просвета грузовики с пехотой, орудия.
Разве мог кто из нас, глядя на такую, казалось бы, несокрушимую армаду, предположить, что и наш час придет, что лично мне доведется бить даже легендарных «тигров»?
Когда покидали Ростов, примерно у Кировского переправляемся на левый берег вплавь. По нам шпарят из пулеметов. Доплыли двое. Вдруг и тут немцы, отстреливаемся из моего нагана и бесхозной винтовки, лежавшей на пляже. Отбились, ушли.
Пришлось повоевать и на нашем Миус-фронте, там особенно много полегло морской пехоты с Каспия.
Случались и казусные моменты. Помните, в фильме «Штрафбат» герои снабжаются с вражеского склада. Не придумано. У нас на Миус-фронте немцы занимали высоты, мы — низины, под огнем тылы практически не работали, мы голодали. Разведчики наши углядели на той стороне продуктовое хранилище, пошли в отчаянный рейд. И, представьте, удачный — принесли консервы, галеты, даже шоколад.
В партию вступил под Турецким валом в Крыму. «Иду в бой, прошу считать меня коммунистом!» Так написал, как и многие. Не пустые слова — от сердца. Такое царило общее настроение.
Уже в Пруссии в наступлении на Кенигсберг приняли бой, на две наших пушки дюжина танков. Я — за панораму, ребят — в укрытие, один заряжающий рядом. Сначала подбил многотонную самоходку «Артштурм», затем «простой» танк. Остается «тигр». Стреляю — хоть бы что. Целю в гусеницу (все под встречным огнем!), тот таки подставляет борт. Беглым — еще два снаряда, и задымил «тигрище»!
ТАМ, ГДЕ ВТОРАЯ МИРОВАЯ НАЧИНАЛАСЬ
Виктор ТАТАРЕНКО, сержант, связист, артиллерист, воевал на Юго-Западном, 1-м Украинском фронтах:
— Ратного горя пришлось хлебнуть в печально известном наступлении на Харьков в 42-м. Сначала мы лихо шли вперед. «Наверху» еще была эйфория от успеха под Москвой, но фашистских генералов теперь не перехитрили, последовал фланговый удар «под дых», целые армии попали в «котел». Тех, кто успел выскочить, гнали, будто зайцев, мы, да простят меня, поистине «драпали».
Я начисто стер ноги, уже в Ростове в двух кварталах от дома упал в парке близ медицинского института, идти не могу, хоть убей. Меня спас случайно оказавшийся там Орест Димитриади, известный волейболист, он меня помнил в лицо и дотащил те самые едва для меня не роковые полкилометра на себе, сдав родителям. Утром же в город вошли немцы.
Потом удалось вернуться в армию. Шли долгие фронтовые месяцы и годы, получил два ранения, приходили и победы — возмездие за Харьков. Но главное другое. Войну довелось закончить в польском Глейвице, том самом, где Вторая мировая начиналась.
После провокации на местной радиостанции гитлеровцы обвинили во всем поляков, нашли повод для вооруженного вторжения.
Когда мы были там, тянуло на философские размышления. Кукольный городок-картинка, вежливые паны, симпатичные паненки, красивые дома, в том числе тот, где размещалась та самая радиостанция. Никак не хотелось верить, что именно здесь, в прямо-таки игрушечном местечке, вспыхнул факел бойни, обошедшей своим трагизмом миллионы людей.
***
Вновь и вновь перелистываю блокноты. Иных собеседников нет, вечная им память, другие счастливо здравствуют, надо бы им лишний раз позвонить, услышать родные голоса. Заодно можно пополнить приведенный выше фронтовой ряд.
БИТВА ЗА СЕВАСТОПОЛЬ — связист Василий Свирьков, получивший при штурме Сапун-горы ранение, но поле боя не покинувший, морские пехотинцы Алексей Ярошевич, Леонид Богатырев.
ОБОРОНА МОСКВЫ — Евгений Горшков, командир взвода лыжников, кавалер весьма редкого ордена Александра Невского.
ДЕСАНТ НА КРЫМСКИЙ ПОЛУОСТРОВ — Валентин Орищенко, в будущем олимпиец Хельсинки-52.
НАСТУПЛЕНИЕ НА КЕНИГСБЕРГ — артиллерист Владимир Гаврилов, в 18 лет умело командовавший батареей, укомплектованной пропахшими порохом сражений бойцами.
ВЗЯТИЕ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ — партизан, разведчик, кавалерист Николай Синау, известный спорторганизатор.
НЕБО РОДИНЫ — летчик-штурмовик Семен Гурвич, Герой Советского Союза, заслуженный тренер СССР.
СТРАЖ МОРЯ — черноморец Гурген Шатворян, командир торпедного катера, после войны чемпион мира по классической борьбе.
СЫН ПОЛКА — Юрий Евсеев, альпинист, «профессор спорта» РИНХа.
ВОЕННАЯ МЕДИЦИНА — Лидия Модой, волейболистка.
ЛЕНИНГРАДСКАЯ БЛОКАДА — Любовь Климова, в спортинтернате — учительница многих наших знаменитостей.
ПОВЕРЖЕННАЯ ГЕРМАНИЯ — Семен Розенфельд, тренер по штанге, один из первых советских комендантов немецкого города.
«Война гуляет по России, а мы такие молодые»…
Это о них о всех, отважно выстоявших в трудную для страны годину..
Евгений Серов,
лауреат премии международного общественного фонда «Командарм», газета «Футбольный курьер»
Опубликовано 8 мая 2015